Fanfics: Without pairings.
Der Brief by Edward Elric
Осенний вечер был бы совершенно тих, если бы не размеренное постукивание деревянной клюки по тротуару. Человек с тростью степенно брёл вдоль одной из многочисленных улочек Мюнхена; тех самых узких проулков, дорога сквозь которые доподлинно известна лишь детям и бродячим собакам.
Тем не менее, он шёл уверенной походкой, повторяя до боли знакомый, привычный, из года в год повторяющийся маршрут...
Случайные прохожие оборачивались ему вслед, гадая, что может понадобиться пожилому человеку вечером на улице, но, не обременяя себя долго этой мыслью, торопились вернуться домой, чтобы зажечь свет и вместе со своей семьёй сесть за стол.
Человек был немолод. Глаза ещё хранили юношеский блеск, но сквозь бороду и пшеничного цвета волосы, собранные в тугой хвост, проступала седина. В движениях была заметна лёгкая неуклюжесть - трость выручала его, служа опорой. Хотя октябрь выдался довольно тёплым, человек иногда зябко ёжился и плотнее запахивал старое коричневое пальто, в некоторых местах заделанное заплатами и, на вид, много раз перекроенное и перешитое.
Безусловно, раны ещё долго не будут давать спать старому солдату, одному из тех, кто принял участие в революционном движении за страну, которая волею судьбы стала его Родиной.
Иногда, просыпаясь среди ночи, он думал, что это нелепая и страшная шутка, что среди крови и огня, среди бешеного круговорота дней и ночей, когда сотнями погибали не только солдаты, но и гражданские, а те, кому посчастливилось выжить в огненном аду, умирали позже - от страшных ран; среди всего этого безумия он уцелел...
Свою ногу он не потерял на войне, нет. Это было уже совсем другой историей, неизвестно кем написанной, и реальной ли?..
Он не знал.
Как всегда, человек остановился у небольшого цветочного магазина. После смерти его владелицы, он перешёл к приятельнице этого человека. Колокольчик на двери тихо звякнул, когда она вышла ему навстречу - улыбаясь также лучисто, как и всегда - красивая, но, как и он, неумолимо стареющая. Волосы, когда-то бывшие тёмными, стали серебряными, если когда-то они непокорно спадали с плеч и окутывали её словно палантин, когда она танцевала, то теперь были уложены в строгую причёску. Смуглая кожа, выдававшая цыганскую кровь, побледнела, на виске еле заметно пульсировала тонкая голубая венка.
Женщина и человек тепло, как и положено старым друзьям, поздоровались, немного поговорили о жизни. Но эта встреча не была целью пути человека. Поэтому он отправился дальше, минуя одинокие дома.
Небо постепенно выцветало, простирало над Мюнхеном тёмные крылья, чтобы обнять солнце, ставшее багряно-красным, бросающее на землю свои последние, уже не греющие лучи. Из последних сил оно вырвалось из плена серых туч, освещая сожженную улицу.
Старое здание как будто тихо стонало - уцелевшие балки грозили обвалиться в любой момент. Он задумчиво остановился, глядя на обуглившийся остов дома, бывшего ему родным когда-то. Ведь уже было такое, или же те старые воспоминания - просто плод больного воображения? Ему хотелось верить в обратное.
Где-то время замирает навсегда, а где-то стаей чёрных ворон пролетают года, века, тысячелетия. Изменилось ли что-нибудь ТАМ - не знал никто. Улыбается ли также задорно эта девочка со светлыми волосами? Всё ещё любит ли животных этот мальчик, так похожий на него? Интересно, по прежнему ли ехиден и обаятелен этот черноволосый мужчина?
Имена уже забылись. Скоро забудутся и лица. Память постепенно сгорала, как оплавленная киноплёнка, оставляя после себя едкий дым, копившийся внутри горькими слезами.
Около дома стоял такой же обуглившийся почтовый ящик. При виде него сердце, как и всякий раз, заколотилось сильнее, на секунду наполнившись почти детской верой в то, что чудо всё-таки произойдёт. С замиранием сердца он просунул руку в отверстие ящика.
На пальцах остался только серый пепел.
Несколько минут он молча разглядывал испачканную руку. Затем выпрямился и улыбнулся ветру,
хохотавшему над его безумием и издевательски бросавшему в лицо пыль и сажу.
Невозможно получить письмо оттуда, куда нет возврата. А мужчины не плачут.
Он устало побрёл назад, оставляя на пепелище растерянную веру и растоптанную надежду, чтобы потом, как всегда вернуться и пытаться склеить осколки, поступать так вновь и вновь, понимая, что доходит до грани отчаяния и безысходности.
...В отверстии почтового ящика одиноко желтел застрявший в щели клочок бумаги.